Этот вопрос я затрагивал неоднократно, но вот приходится вновь к нему возвращаться. Ведь часто пишут в комментариях о том, что много, мол, говорю о белых офицерах. А ведь на стороне РККА бывших офицеров тоже было немало, десятки тысяч.
На самом деле историческая дискуссия о том, сколько бывших офицеров воевало за красных, сколько — за белых… продолжается. Но цифры реально сопоставимы.
По данным исследователя А. В. Ганина — у красных было где-то 100 тысяч бывших офицеров, у белых — 110 — 130 тысяч. Многие переходили из лагеря в лагерь, многие уклонились от борьбы.
Что важно понимать в данной ситуации? Офицеры у белых — это костяк собственно белого движения, без них его бы просто не существовало, его бы не возникло.
Офицеры у белых — это ещё и политики, лидеры различных анклавов, это верховенство власти людей в погонах над властью гражданской. Своего рода политический милитаризм, военная хунта.
У большевиков в этом отношении всё было наоборот. Даже офицеры старой армии звались «военспецами», никакой самостоятельной политической роли они не играли (хотя некоторые находились в доверительных отношениях с лидерами большевиков, через это могли оказывать определенное влияние, но не стоит подобное переоценивать).
Более того, даже на фронте власть их была ограничена комиссарами и в целом партийной линией.
То бишь тут у нас превосходство жесткой партийно-политической власти над военной.
Потому и, скажем, бывшие генералы у красных типа П. П. Лебедева или А. А. Самойло не так известны, как А. В. Колчак или А. И. Деникин. Они были лишь «спецами» (хотя и побили белых в итоге), не лидерами движения и не главами режимов.
Иными словами, у красных офицеры занимались своим делом и находились под бдительным контролем, у белых они являлись организующей силой и ключевыми политическими фигурами. Даже при провозглашении «непредрешения» и «отсутствия политики в армии».
Надо сказать, что некоторые представители белого лагеря эту особенность полагали одной из причин неудач противников большевиков.
Если большевики могли относительно легко заменить неугодного командира и сумели побороть свою «атаманщину», то у белых данные процессы по сути толком не регулировались.
Я бывший генерал, ты бывший генерал, а вот эти — «поднявшиеся» молодые белые генералы уже периода Гражданской войны, так кто главнее? А политической единой линии нет.
«Но можно и с честолюбцами работать, заставить их работать — это отлично доказали большевики.
Увы, у нас не было системы твердо принудительной и все себялюбцы работали на девяносто процентов на себя…
Своего аппарата, своих твердых, определенных форм нет, наподобие тех, что у большевиков в виде своей коммунистической партии, — приходится опираться на офицеров, а они, в то же время и главные спецы…» (с) А. В. Ганин. Из воспоминаний С. А. Щепихина. Тыл в Омске. / Культурное и научное наследие русской эмиграции в Чехословацкой республике: Документы и материалы. М.; СПб., 2016.
В результате вышло так, что большевики свои офицерские кадры (зачастую отнюдь им не лояльные) использовали эффективнее и «по назначению».
У белых в этом отношении наблюдалось не только явление «генералы занимаются политикой, а не командуют», но и явление «офицеры как рядовые бегают с винтовкой».
Причем последнее происходило не только в период Ледяного похода, но и в разгар Гражданской войны, даже в 1920 году. Офицеров белые использовали как рядовых для поддержания «устойчивости» подразделений. У красных для этого были коммунисты, партработники и добровольцы.
Парадоксальная ситуация в белом лагере: профессиональные военные занимались не своими делами. В том числе на этом погорели. Так как не может адмирал или генерал на равных бороться с искушенными политиками и пропагандистами (за редчайшими исключениями).