После главной роли в картине «Центровой из Поднебесья» о ней заговорили как о настоящем открытии, новой восходящей звезде советского экрана.
Красивая, безусловно одаренная — разве не предрекали ей блестящее будущее?
Однако в какой-то момент что-то изменилось.
Больших предложений больше не поступало, и на экране она появлялась лишь в небольших эпизодах.
В театре ситуация была чуть лучше, но и здесь до ведущих ролей дело не доходило.
Коллеги по цеху объясняли это ее непростым нравом: дескать, слишком замкнутая, не умеет заводить нужные знакомства, да и прогибаться под чужие правила явно не желает…
Когда жизнь Людмилы Суворкиной неожиданно оборвалась, многие знакомые вдруг вместо слов поддержки принялись обсуждать, какой она была «непробиваемой» и «себе на уме».
Довольно странно, не так ли?
Даже сам факт ухода не смог изменить их давних оценок.
А ведь в юности она и правда выделялась из толпы.
Высокая, статная красавица, которая, однако, избегала пустых разговоров и шумных собраний.
В ГИТИСе ее считали замкнутой: Людмила редко появлялась на студенческих вечеринках, не участвовала в бесконечных кулуарных разговорах, предпочитая держаться в стороне.
Не такая как все
Она никогда не стремилась слиться с толпой или стать «своей» в любой компании, и это, разумеется, вызывало раздражение у многих.
Но ведь театр — это не студенческое общежитие, здесь ценится совершенно иное.
И вот, когда на предпоследнем курсе Суворкину без всякой протекции взяли в знаменитый «Ленком», да еще и сразу дали заметную роль Сашеньки в спектакле «Этот милый старый дом», даже самые злые языки среди однокурсников на некоторое время умолкли.
Это был беспрецедентный случай.
Как правило, в ведущие театры попадали либо по знакомству, либо после долгих лет упорной работы на региональных сценах.
А Людмила пробилась исключительно благодаря своему дару.
Но вместо того, чтобы взлететь к вершинам славы, уже через год она почему-то переехала в Тулу.
Как бы то ни было, в областном театре ее талант быстро оценили по достоинству.
Людмиле сразу начали давать главные роли.
Она играла с полной отдачей, и зрители ее искренне обожали.
По сути, именно там, вдали от столичной суеты, интриг и закулисных игр, она по-настоящему раскрылась и состоялась как театральная артистка.
Личная жизнь
В Туле Людмила нашла свое личное счастье, встретив Владимира Губанова.
У режиссера за плечами уже был непростой опыт первого брака с актрисой Галиной Юрковой.
От тех отношений остался сын Кирилл, но после расставания Галина вышла замуж за Георгия Данелию, который усыновил мальчика.
Для Губанова эта история с сыном стала настоящим потрясением.
Возможно, именно поэтому появление собственного ребенка в браке с Людмилой он воспринял как уникальную возможность начать все сначала.
Он буквально растворился в отцовстве, изо всех сил пытаясь стать идеальным папой, которым ему не удалось быть в первый раз.
Когда Владимиру неожиданно сделали заманчивое предложение о работе в Малом театре, он согласился, но выдвинул одно непременное условие: «Только вместе с женой».
И ему пошли навстречу!
Правда, на сцене легендарного театра Губанов успел поставить всего один спектакль — свою интерпретацию чеховской «Чайки».
Увы, критики разнесли ее в пух и прах, посчитав «слишком углубленной в психологизм».
После такого неприятия он сам написал заявление, не дожидаясь, пока его попросят уйти.
С годами супруги купили трехкомнатную квартиру. Просторное жилье в прекрасном районе, с окнами на дома, где обитали знаменитости того времени.
Новоселье они отмечали тихо, вдвоем.
Сын Никита к тому моменту уже успел защитить диплом в Высшей школе экономики и предпочитал шумные компании друзей родительским посиделкам.
Вообще, они оба очень любили веселые, шумные застолья.
Соседи прекрасно помнили их праздники: звонкий смех, чоканье бокалов, громкие тосты, звучащие далеко за полночь.
Шептались, что супруги не прочь были пропустить по рюмочке, а иногда даже позволяли себе сесть за руль после возлияний.
Но самой их необычным решением стал камин, который они, вопреки всем предупреждениям, решили установить в своей квартире.
«Людмила Анатольевна, деревянные же перекрытия! Дом-то пятидесятого года постройки…» — тревожно вздыхал управдом, пытаясь их отговорить.
«Да ладно вам! — отмахивалась она. — Мы каждый вечер будем сидеть у нашего огня и вспоминать вас исключительно добрым словом».
Тяжелые времена
Людмила время от времени приносила соседям билеты на спектакли.
Но в Малом театре ей самой уже давно не доставались заметные роли.
Чтобы чем-то заполнить эту пустоту, она нашла для себя отдушину в музее Бахрушина, где создала детскую театральную студию под игривым названием «Голубятня».
Дети ее просто обожали, но в 2006 году студию пришлось закрыть — не хватило средств.
После закрытия студии она стала проводить экскурсии по самому театральному музею.
Говорила негромко, но так, что заслушаться можно было!
Особенно увлекательно звучали ее рассказы о давно минувших спектаклях.
Создавалось впечатление, что мыслями она до сих пор находится там, в тех самых волшебных декорациях, на театральных подмостках.
А потом в их дом пришла череда неприятностей.
Их рыжий пес, верный компаньон Владимира Ивановича в ежедневных прогулках, внезапно покинул этот мир после серьезного недуга, поразившего мозг.
Губанов после этого словно потух.
Он перестал выходить на улицу, целыми днями просиживая у окна.
А всего через три месяца его самого настиг инсульт.
С этого момента Людмила почти не покидала больничную палату, где медики изо всех сил старались сохранить жизнь ее супруга.
Она неотступно дежурила у его кровати, бережно протирала влажными салфетками его лицо, шептала слова нежности и поддержки.
Но, увы, силы болезни оказались непреодолимыми.
Прощание прошло очень скромно.
Из близких присутствовал лишь Никита, сын, который держался отстраненно и, казалось, больше беспокоился о формальностях, чем о скорби.
Их отношения испортились уже давно: Никита, получивший серьезное экономическое образование, так и не смог реализоваться в работе, зато прекрасно влился в столичную богему.
Охота в Подмосковье, шумные вечеринки на яхтах, знакомства с детьми влиятельных персон — вот, по сути, чем была наполнена его жизнь.
По рассказам соседей, квартирный вопрос в этой семье стоял очень остро.
Сын буквально спал и видел, как бы заполучить родительское жильё, и без конца уговаривал их отдать квартиру ему, а самим переехать на дачу в Подмосковье.
Однако родители и слышать не хотели о переезде из любимого центра столицы, к которому они, что называется, приросли душой.
Эта тема, само собой, была источником бесконечных скандалов.
А когда главы семейства не стало, давление на Людмилу только усилилось.
Сын, по сути, не говорил с матерью ни о чём, кроме недвижимости, применяя, как рассказывают, любые методы — от уговоров до откровенных угроз.
Но она, нужно отдать ей должное, держалась до последнего и не поддавалась на его настойчивые требования.
Соседи, которые жили за стеной, отчетливо слышали их последнюю, очень громкую перепалку.
«Мама, ну ты же ничего не понимаешь! — доносился крик Никиты. — Зачем тебе такая огромная квартира? Ты спокойно можешь жить на даче!»
На что Людмила Анатольевна твердо отвечала: «У тебя своя жизнь, Никита. А это мой дом!»
После того неприятного разговора сын стал наведываться совсем редко, и лишь по «насущным делам».
8 Марта она так и не дождалась от него звонка.
К вечеру, окончательно осознав, что он не позвонит, она начала пить, в полном одиночестве.
Потом выбежала в подъезд.
Кричала, плакала навзрыд, ругалась.
Соседи нашли ее на лестнице — растрепанную, в сильном подпитии, в испачканном халате.
Они помогли ей добраться до квартиры и уложили на диван.
Через какое-то время у нее появился сожитель. Он наведывался с выпивкой, порой задерживаясь на несколько дней.
Соседи замечали, как этот мужчина выносил из квартиры пустую тару, а однажды даже слышали их бурную перебранку.
А потом он просто исчез.
«Его не стало, здоровье подвело», — буркнула Людмила Анатольевна соседке, но в ее голосе не чувствовалось ни обиды, ни тоски.
Последние месяцы в ее квартире на Лесной улице стали временем медленного, но неумолимого угасания.
Сначала за неуплату отключили газ, затем — электричество.
Когда единственным источником света в доме осталась лишь одна свеча, она, сжимая в руке разряженный телефон, постучала к соседке этажом ниже.
«Можно… зарядить?» — произнесла актриса.
Ее голос звучал удивительно ровно, словно она тщательно отрепетировала эту просьбу перед выходом.
Пока ее телефон заряжался, Людмила Анатольевна снова и снова, с каким-то отчаянным упорством, набирала номер сына…
Ее пальцы подрагивали, но все равно продолжали нажимать на кнопки.
Соседка, делая вид, что не обращает внимания, спокойно варила кофе, однако слышала каждый длинный гудок, каждый прерывистый вздох отчаяния.
Она знала, что сын актрисы принципиально не отвечал на звонки с её номера, общаясь лишь тогда, когда на экране высвечивались незнакомые цифры.
Соседка предложила ей чашку кофе, но Людмила Анатольевна резко поднялась, выдернула аппарат из розетки и, не проронив ни слова, вышла за дверь.
И в тот же миг на лестничной клетке раздались сдавленные всхлипы.
Глухие, отчаянные, словно вой раненого животного.
Печальный финал
Надо сказать, сын периодически все же пытался определить мать в специализированное заведение для ее излечения.
Примерно раз в полгода к ней наведывался представитель социальных служб, оставляя брошюры о различных центрах помощи.
Суворкина, не раздумывая, отправляла их прямиком в тот самый камин, который теперь служил ей единственным источником тепла в квартире.
«Я не больна! — кричала она вслед уходящим соцработникам. — Я просто живу так, как мне нравится!»
В какой-то момент актриса, кажется, просто опустила руки и полностью отгородилась от внешнего мира, перестав покидать своё жильё.
Её некогда просторная и уютная квартира начала медленно, но верно утопать в хаосе. Повсюду валялись пустые бутылки и горы какого-то хлама, а компанию ей составляли лишь полчища тараканов.
Но самое поразительное, что саму хозяйку, похоже, такое положение дел нисколько не смущало — она будто существовала в какой-то своей, отдельной реальности.
Поначалу актриса нашла довольно незамысловатый способ борьбы с отходами — пакеты с мусором просто летели вниз с её балкона.
Само собой, соседям такое самоуправство пришлось не по душе, и вскоре посыпались жалобы.
Тогда женщина нашла новое применение центральному элементу своей гостиной.
Камин, который когда-то был воплощением её мечты о домашнем уюте, превратился, по сути, в обыкновенную печь, где горели пустые коробки и прочий мусор.
Работники управляющей компании, которым довелось зайти к ней внутрь, поделились с журналистами поистине ошеломляющими подробностями.
Представьте себе: зима, а в квартире — целое облако мух.
«Я когда оттуда вышел, — признаётся один из коммунальщиков, — первая мысль была: надо проветрить куртку».
По их словам, прежде чем приступить к каким-либо работам, нужно было сперва постоять в дверях, и, так сказать, привыкнуть к атмосфере.
И какой же во всём этом парадокс! Ведь сама по себе квартира — настоящая роскошь: с огромной ванной-джакузи и даже с персональным выходом на крышу для отдыха. Мечта, а не жильё.
Соседи, несмотря ни на что, продолжали относиться к ней с удивительной человеческой добротой.
Они приносили ей еду в контейнерах, оставляли у дверей пакеты со свежим хлебом и молоком, а иногда заходили просто удостовериться, что с ней все в порядке.
Это была не жалость.
Скорее, негласное уважение.
Ведь даже на самом дне Людмила Анатольевна сохраняла королевскую осанку.
Она поднималась по лестнице не как женщина, потерявшая себя, а как царица, лишившаяся короны, но не достоинства.
Но вот за порогом этого подъезда о ней, кажется, совсем позабыли.
Никто не звонил из театра, которому она отдала больше двадцати лет жизни, ни единой весточки от бывших коллег из музея Бахрушина.
Словно ее уже давно и не было в этом мире…
Пятого апреля 2025 года в подъезде дома на Лесной улице почувствовался легкий запах гари.
Сперва еле уловимый, затем он стал резче, гуще, а едкий, химический дух горелого пластика и старой древесины заполонил все вокруг.
Дым шел из-под двери ее квартиры.
Спасатели прибыли быстро, но обуздать стихию смогли лишь через несколько часов.
Квартира выгорела полностью.
Жизнь Людмилы Анатольевны оборвалась. Актрисе было 74 года.
Роковую роль, судя по всему, сыграл тот самый камин.
По всей видимости, актриса просто хотела согреть воду или еду, развела огонь и не заметила, как случайная искра упала на горы мусора, которыми была завалена вся комната.
Что было дальше — представить нетрудно. Пламя моментально охватило жилище, отрезав всякие пути к выходу. У Людмилы Ивановны, увы, не было ни единого шанса.
Позднее журналисты, пытаясь собрать информацию, обзвонили все учреждения, где она когда-то трудилась.
«Суворкина? Нет, такой сотрудницы не припомним», — ответили им в музее Бахрушина.
«Официальных заявлений мы не делаем», — холодно отрезали в Малом театре.
Из всех, кого удалось найти, лишь Константин Кошкин, чей голос знаком многим по эфирам НТВ, согласился поделиться воспоминаниями о Людмиле Суворкиной.
Они были однокурсниками, но последний раз виделись почти полвека назад.
«Она употребляла. Это было известно всем», — произнес он, не осуждая, а просто констатируя печальный факт.
«Из Малого театра ее попросили из-за этого. Потом похожая ситуация произошла и в музее Бахрушина».
По словам Кошкина, Людмила всегда была «непростой» личностью, держалась свысока.
Даже в «Ленкоме» она не стремилась стать частью общего целого.
«Очень гордая была. Считала себя выше других. А в итоге…» — закончил он с явной горечью.
И вот что осталось — пепелище квартиры, куда на следующий день после инцидента пришел Никита. Ему пришлось на целые сутки задержаться в полицейском участке для дачи показаний.