96 лет назад (18 ноября 1927 года) родился режиссер Эльдар Александрович Рязанов
Не все знают, что даже на пике славы и зрительской любви у многих картин Рязанова была нелегкая судьба. Достаточно вспомнить комедию «Человек ниоткуда», которая пролежала на полке 28 лет. Как признавался сам режиссер, «критики регулярно втаптывали меня в грязь, по мне «ездили» бульдозерами». В таких ситуациях Рязанова спасало отменное чувство юмора. На тему всяких «цензурных подрезок» и «поправок» к фильмам сохранилось замечательное выражение Эльдара Александровича: «Мужчине надо отрезать совсем немного, чтобы он перестал быть мужиком».
К счастью, как это бывает в сказках, добро победило зло, и сегодня мы можем пересматривать снятые им шедевры.
В день рождения Эльдара Рязанова предлагаю подборку необычных историй из его жизни, рассказанных им самим.
Фотографии — из семейного архива Эдуарда Александровича.
ДО ПОСТУПЛЕНИЯ ВО ВГИК КИНО НЕ ЛЮБИЛ
«Читать я научился, когда мне исполнилось три года. И вообще, сколько себя помню, был «запойным» книгочеем — в школе меня даже звали «ходячая энциклопедия». В восьмом классе я решил стать писателем! Но быстро понял, что жизненного опыта для написания книжек у меня маловато. Тогда решил выбрать профессию, которая позволила бы мне многое пережить. Все-таки уж если писать, то о сильных характерах, экзотических далеких странах, о небывалых приключениях, больших страстях, — думал я. А что может быть лучше, чем стать моряком? Тем более что тогда моей любимой книжкой была «Мартин Иден» Джека Лондона. Я хотел стать таким как Мартин Иден! Словом, после школы я надумал поступать в Одесскую мореходку.
В 1944 году послал туда запрос. Но ответа не получил, потом я выяснил – училище еще не вернулось из эвакуации. Но время шло, надо же было куда-то поступать. И я случайно попал во ВГИК. Причём я думал: поболтаюсь там годик, а потом все-таки стану «морским волком». Но… застрял в кинематографе на всю жизнь. Странность в том, что до поступления во ВГИК я кино вообще не очень любил, фильмов почти не смотрел».
«КАРНАВАЛЬНАЯ НОЧЬ» ПЕРЕВЕРНУЛА МОЮ ЖИЗНЬ
«В своих книгах я подробно рассказал, как с подачи руководителя «Мосфильма» Ивана Александровича Пырьева стал снимать музыкальную «Карнавальную ночь». Как не хотел снимать, отказывался. К тому же у меня в тот момент на руках были железнодорожный билет и путевка – я ехал в отпуск. Но Пырьев приказал билет сдать, путевку вернуть… Я его боялся, хотел зацепиться за «Мосфильм», поэтому послушался. В результате картина «Карнавальная ночь», грандиозный успех ленты – все это перевернуло всю мою жизнь.
Я долго размышлял: как же это случилось? Ведь я был совершенно не музыкален, не было музыкального слуха, голоса, музыкальной памяти. И пришел к выводу, что такой крутой поворот, конечно же, не случайность. Вспоминаю, как во время войны наша семья была эвакуирована в Самару, туда же приехал и Большой театр. А в филармонии, напротив нашего дома, выступал Театр оперетты. Я тогда бывал неоднократно на «Иване Сусанине», «Евгении Онегине» и т.д. Кроме того, я посмотрел «Сильву» раз семнадцать. И думаю, что любовь к жанру музыкальному зародилась где-то там и тогда. Другого объяснения у меня нет».
«ГУСАРСКАЯ БАЛЛАДА» И КАСКАДЕРСКИЙ ПОДВИГ РЯЗАНОВА
«Мы снимали сцену драки с французами в павильоне. Лариса Голубкина, хорошо показавшая себя в боевых сценах на натуре, наряженная в мундир испанца, должна со шпагой в руке спрыгнуть с антресолей в залу и ввязаться в фехтовальный бой. Командую: «Начали!» Лариса подбежала к краю антресолей, собралась прыгнуть, но вдруг ей стало страшно, и она воскликнула: «Ой, боюсь!»
Я начал уговаривать ее. Снова скомандовал: «Снимаем второй дубль! Начали!» Лариса с разбегу приблизилась к краю антресолей — и опять включился внутренний тормоз. Тогда я, рассерженный задержкой, в запале закричал: «Посмотри, сейчас я оттуда запросто соскочу!»
Когда я подбежал к краю, то сразу же понял испуг Ларисы. Снизу высота не казалась такой большой, а на самом деле – ой-ой-ой. Однако, если я струхну, кадр не снимем. Выхода нет… Будь что будет! И, закрыв глаза, я безрассудно нырнул вниз.
Судьба оказалась ко мне милостива, и я приземлился благополучно. Поднимаясь с пола, я проворчал таким тоном, будто для меня подобные прыжки — сущие пустяки: «Вот видишь, Лариса. А я ведь старше тебя, и мой вес значительно больше твоего. Уверяю тебя, это совсем не страшно». На этот раз Лариса прыгнула без задержки. Правда, на третьем дубле у нее подвернулась лодыжка, и ее на носилках унесли в медпункт. Но кадр был в кармане, а травма у артистки, по счастью, оказалась легкой».
«Я, ИННОКЕНТИЙ СМОКТУНОВСКИЙ, ОБЯЗУЮСЬ СНИМАТЬСЯ В РОЛИ ДЕТОЧКИНА»
«Когда Смоктуновский был утвержден мною на роль Деточкина, меня вызвал министр культуры Романов. «Как вы могли! — возмущался министр. — Он сыграл в двух картинах роль Владимира Ильича Ленина, а в вашем фильме он будет играть жулика». Я находчиво ответил: «Он же будет играть в другом гриме». Меня спасло то, что Романов уезжал в этот день в отпуск. Но на прощанье он заметил: «Да, неразборчивый у нас Смоктуновский».
…Смоктуновский очень хотел сыграть эту роль. Да и кинопробы сразу меня убедили: Иннокентий Михайлович создан для этого образа. Он странен и естественен одновременно. Я безоговорочно верил его Деточкину! Однако в самый разгар подготовки к съемкам мы получили телеграмму: «К сожалению, сниматься не могу, болею, врачи настаивают длительном отдыхе. Желаю успеха, уважением. Смоктуновский». В съемочной группе началась паника. Все единодушно хотели, чтобы роль Деточкина играл Смоктуновский.
Что делать?
Мы принялись искать другого исполнителя. Пробовали многих хороших актеров – Л. Быкова, Л. Куравлева, О. Ефремова, но каждому чего-то недоставало. Например, той же странности, эдакого «легкого сдвига» что блестяще получалось у Смоктуновского. И тут, отчаявшись, я поступил совершенно нестандартно… Приехав в Ленинград, с огромным трудом разыскал его на даче, в ста километрах от города. На Смоктуновского произвело лестное впечатление, что режиссер приехал так далеко. Однако он чувствовал себя больным и снова долго отказывался. Я уговаривал как мог. Уверял, что в случае необходимости мы перенесем действие фильма из Москвы в Ленинград, создадим ему царские условия для работы…
Наконец под моим напором Смоктуновский сдался. Я сказал: «Спасибо! Я очень рад. Но после твоей телеграммы с отказом мне никто не поверит, что ты согласен. Поэтому пиши расписку с обещанием, что сыграешь Деточкина». Это был беспрецедентный случай — режиссер взял с актера расписку, что он будет сниматься! Надеюсь, что до сих пор в архиве в папке фильма «Берегись автомобиля» вместе с приказами, сметами и календарными планами лежит расписка, в которой сказано: «Я, Иннокентий Смоктуновский, обязуюсь не позже 20 августа приехать в Москву и приступить к съемкам в роли Деточкина в фильме «Берегись автомобиля».
Кстати, с этим замечательным артистом связан еще один забавный случай. Как-то в очередной раз я залег в клинику лечебного питания, чтобы уменьшить себя в размере. В отделении сердечников лечилась интеллигентная, хорошо одетая дама. Мы познакомились. Я выяснил, что ее специальность – профессор-стоматолог. Дама поинтересовалась, чем занимаюсь я. Я поведал, мол, режиссер, ставлю кинокартины. Профессор-стоматолог полюбопытствовала, какие фильмы я сделал. Я перечислил несколько лент. Среди них последней упомянул «Берегись автомобиля». И тут последовала рецензия, которую не забуду вовек: «А… это тот фильм, где Смоктуновский играл еще со старым прикусом…»
КАК СТАЛ «ПОЭТОМ УИЛЬЯМОМ БЛЕЙКОМ»
«Свою «преступную» деятельность в отношениях с моим любимым другом и композитором Андреем Петровым я начал, когда снимал «Служебный роман». Нужны были песни, а к ним — стихи, их я подбирал, посылал Андрею в Ленинград. И он говорил: «Мне нравится, буду писать музыку». Или: «Мне не нравится, ищите дальше!» А тут в Москве (во время сентябрьского «бабьего лета»!) вдруг выпал снег. Это было невероятное зрелище: лето и зима сплелись воедино. Мы сняли уйму московских пейзажей, зафиксировавших уникальное состояние природы. И вот, гуляя по лесу и любуясь природным феноменом, я сочинил стихотворение «У природы нет плохой погоды». И понял, что может получиться прекрасный эпизод с этим летним снегом.
Но не мог же я послать Петрову текст за своей подписью: Андрей — человек деликатный, и, если ему не понравится моя писанина, он окажется в неловком положении. И я написал, что это стихотворение нашел у Уильяма Блейка, английского поэта рубежа XVIII и XIX веков. На всякий случай приписал, что это новый малоизвестный перевод: вдруг он захочет прочитать сам глазами, да нигде не найдет.
Петрову стихи понравились, он написал песню, она стала шлягером. Потом я его еще не раз обманывал — высылал ему стихи якобы Давида Самойлова или Юнны Мориц. Я всегда нахально «маскировался» под очень хороших поэтов».
«ВСЕ-ТАКИ ЧТО-ТО В «ИРОНИИ СУДЬБЫ» ЕСТЬ»
«Должен сказать, что баню я не люблю и в неё не хожу. В детстве, когда мне было семь или восемь лет, мужики в деревне затащили меня в парную. И я там от жары потерял сознание. С тех пор в парную — ни ногой. Кстати, никогда не понимал этого кайфа: парная, пиво, водка… А то, что фильм снял про баню, так того требовал сюжет.
Меня часто спрашивают, не из моей ли жизни взят сюжет «Иронии судьбы»? Нет! Но сюжетная завязка взята из жизни, это реальный случай, только с поездом.
Вот этот случай: человек 31 декабря пошёл в баню, на обратном пути вспомнил, что у его друга то ли день рождения, то ли годовщина свадьбы. Заглянул к нему прямо с веником, быстро надрался и «отключился». Тогда по предложению одного шутника (может быть, известного мастера розыгрышей Никиты Богословского) бедолагу отвезли на Киевский вокзал, дали проводнице десятку и засунули его на верхнюю полку общего вагона. Он очнулся, когда подъезжал к Киеву: в кармане у него оставалось 15 копеек, а в руках — портфель с грязным бельём и веником.
Это то, что мы с Эмилем Брагинским услышали. И мы начали фантазировать, что могло бы произойти с этим человеком дальше. Поезд заменили на самолёт, чтобы герой не успел протрезветь. От Москвы до Питера всего 50 минут лёта. Человек под градусом берёт такси, называет домашний адрес и далее по сюжету — всё вполне жизненно.
Вообще-то «Ирония судьбы», открою вам тайну, родилась из совершенно не возвышенных, а, скорее, меркантильных соображений. Пришел как-то Эмиль Брагинский и предложил мне: давай напишем пьесу для денег. Я говорю: давай. Он говорит: для этого надо, чтобы была одна декорация и мало действующих лиц. И с этим нравственным постулатом мы сели сочинять. И за 12 дней написали пьесу «С легким паром», которая потом шла в 110 театрах и действительно приносила нам хорошие деньги. На этой волне мы написали следующую пьесу – «Сослуживцы», которая прошла уже в 143 театрах. Позже я перенес эти пьесы на экран. «Сослуживцы» стали «Служебным романом» на экране.
Несколько лет назад под Новый год я лежал с легкой простудой и после большого перерыва, лет эдак в 15-20, — пересмотрел «Иронию судьбы». После этого я сказал жене Эмме: «Знаешь, я начинаю понимать народ. Что-то в этом фильме есть».
