Первый, оборонительный этап Битвы за Москву начался 30-го сентября 1941-го года. Шел он, поначалу, совсем плохо и никакого оптимизма не внушал. В начале октября под Вязьмой в котел попадают больше полумиллиона бойцов и командиров РККА, немцы приблизились к Москве на 120-150 километров.
Уже 8-го октября ГКО принимает постановление №740 «О проведении специальных мероприятий по предприятиям Москвы и Московской области» (читай, к подготовке к взрыву всего, что невозможно или не успевают вывезти). Дальше еще тяжелее. 13-го октября пришлось оставить Калугу, на следующий день Калинин, еще через сутки Можайск.
К вечеру этого же дня, 15-го октября выходит еще одно постановление ГКО №801 «Об эвакуации столицы СССР г. Москвы» с преамбулой:
«Ввиду неблагополучного положения в районе Можайской оборонительной линии, Государственный Комитет Обороны постановил:»
Постановление совершенно секретное, но слухи просочились, началась паника и параллельно с плановой эвакуацией повальное бегство. Воспоминания непосредственных свидетелей тех событий однотипны: паника, пробки на дорогах, случаи грабежей и мародерства.
Впрочем, закончилось это довольно быстро. Порядок был наведен к 18-му ноября, а 19-го постановлением ГКО №813 в столице и окрестностях было введено осадное положение с очень жесткими мерами, вплоть до расстрелов на месте за неподчинение. Впоследствии подобных эксцессов уже не было, даже к концу ноября, когда передовые части вермахта были всего в паре десятков километров.
Возможно, очень большую роль в восстановлении порядка сыграло и то обстоятельство, что сам Сталин Москву не покинул, на месте остался и Генштаб, возглавляемый Шапошниковым. В случае их бегства (а шила в мешке не утаишь) ситуация могла бы полностью выйти из под контроля.
«Ну, где же твои немцы, Никита?! Где твои немцы?!»
В мемуарах соратников Сталина часто описывается один анекдотический случай, произошедший как раз в середине октября. Вот он в изложении личного охранника вождя Алексея Трофимовича Рыбина, написавшего книгу «Записки телохранителя Сталина»:
«В середине октября 1941 года Хрущев руководил эвакуацией правительственных учреждений в Куйбышев. Однажды он вбежал к Сталину с сообщением, что немцы уже через час будут в Москве. Но Сталин решил проучить паникера. Он попросил его подождать и начал просматривать бумаги. Прошло двадцать, сорок минут, прошел час. Сталин поднял телефонную трубку, что-то сказал. Потом повернулся к Хрущеву: «Ну, где же твои немцы, Никита?! Где твои немцы?!» — и, вдруг ударил его телефонной трубкой по голове»
В Ельцинские времена этот эпизод даже экранизировали, правда, в более мягкой интерпретации. В 1993-м году на экраны вышел, снятый режиссером Гостевым политический детектив «Серые волки».
Там Ролан Быков, играющий Никиту Сергеевича, устами своего персонажа, жалуется на Иосифа Виссарионовича. По этому рассказу, когда Хрущев пришел к Сталину и объявил, что пора срочно уходить, так как через два часа здесь будут немецкие танки, Сталин поставил его по стойке смирно перед окном и занялся своими делами. Только через два часа поинтересовался, где танки, не видно ли? По фильму Хрущева это очень обидело, разве можно так издеваться над живым человеком?
У многих достоверность этой истории никаких сомнений не вызывает. Иногда даже приводятся довольно любопытные аргументы. Так Владимир Данилович Попов, публицист, политолог и кандидат философских наук предлагает свою версию, целенаправленной провокации Хрущева, которую Сталин разгадал:
«Если бы свалилась ещё одна маленькая песчинка, например, начальство узнало бы, что Сталин сбежал, то оно, начальство, рвануло бы из Москвы поголовно, и панику, которая уже в Москве начиналась, не сдержало бы ни что. Вслед за великой московской паникой рухнул бы фронт. Хрущёв не просто не дурак, а очень смекалистый малый и очень хороший артист. Он прекрасно понимал, почему Сталин должен был остаться в Москве. Но ему как врагу очень надо было, чтобы Сталин из Москвы уехал. Вот и разыграл сцену «пожар – пожар, бежим – бежим!» Но Сталин не повёлся. Как обидно, не получилось».
И все же, есть ряд нестыковок, которые мне довольно трудно объяснить.
Совет по эвакуации был создан при СНК СССР уже на третий день войны. Руководил им Косыгин. И в Москве был другой хозяин, первый секретарь МК ВКП(б) Щербаков, перед которым Косыгин и отчитывался за ход эвакуации столицы. Вряд ли был смысл пристегивать Хрущева пятым колесом в телегу. И действительно, во всех трех постановлениях ГКО по Москве указаны конкретные исполнители и ответственные, но фамилии Хрущева вы там не найдете.
Да и что было Хрущеву в октябре делать в Москве? С самого начала войны он был членом Военного совета Юго-Западного фронта. Принимал участие в Киевской оборонительной операции, завершившейся тяжелым поражением РККА к концу сентября. В октябре он мог оказаться в Москве только для разбора полетов после Киевского провала, но к Хрущеву претензий не было, виновных уже нашли. Кроме того, в середине октября полным ходом шла операция спецмероприятий по подготовке к сдаче Харькова, и контроль над ней был возложен на Хрущева. Болтаться без дела в столице, да еще лезть к Сталину на глаза после сдачи Киева и начавшихся боев на окраинах Харькова с предложением заодно свалить и из Москвы мог только полный идиот, каковым Хрущев не был.
В воспоминаниях самого Хрущева, об осенних визитах в Москву тоже нет ни слова. В Москву его вызывали в июле, а затем он неотлучно находился при Кирпоносе, а затем Буденном и Тимошенко.
Стоит еще добавить, что в отличие от Жукова, Конева или Рокоссовского привычки распускать руки у Сталина не было. Даже во времена развенчивания культа личности ни одного подобного примера не озвучили. Приходится признать, что, скорее всего, эта история, хотя и довольно колоритная и смешная (не для любителей Хрущева) является обыкновенным историческим анекдотом или домыслом.