Император Александр II с юношеских лет отличался влюбчивостью. В двадцать лет он влюбился с первого взгляда в будущую императрицу Марию Александровну , ей тогда было 14 лет. Его родители не пожалели, что дали согласие на их брак. «Мари завоевала сердца всех тех русских, которые могли познакомиться с ней», — из воспоминаний великой княжны Ольги Николаевны. А император Николай I, отец Александра, свои письма к ней начинал так: «Благословенно имя твое, Мария!» Мария Александровна стала императрицей в 30 лет. В день их коронации Александр II получил страшное предупреждение: упал золотой шар-держава, главная царская регалия. А другой дурной знак от судьбы получила Мария Александровна: после того как император возложил ей на голову корону, та упала и покатилась к ногам пожилой княгини Долгоруковой, которая подняла и передала корону императрице. После 20 лет счастливого брака их отношения охладели. За восемнадцать лет совместной жизни Мария Александровна родила императору Александру восьмерых детей, и последняя беременность оказалась столь тяжелой, что врачи строго запретили императрице дальнейшие интимные отношения. Их брак превратился в обычный договор, заключенный сторонами для выполнения государственных обязанностей.
По слухам, любовниц у Александра II было много. В своих «Воспоминаниях» историк и философ Борис Николаевич Чичерин писал: «Не поддаваясь влиянию мужчин, Александр II имел необыкновенную слабость к женщинам. В присутствии женщин он делался совершенно другим человеком». Мимолетные романы не затрагивали сердца императора. Он искал глубокого, настоящего чувства и нашел его в лице княжны Екатерины Долгоруковой. Когда они впервые увидели друг друга, Александру Николаевичу было сорок лет, ей — чуть больше десяти. Это было в имении князей Долгоруковых под Полтавой. Как писал биограф императора Морис Палеолог: «Император усадил Катеньку на колени и поговорил с нею. Потом они долго гуляли по саду. Позже она вспоминала, в какой экстаз пришла от его «прекрасного лица, полного доброты и благожелательности», а он рассказывал, что запомнил ее детскую непосредственность и радость. Спустя четыре года князь Долгоруков умер, оставив кучу долгов. Александр II взял на себя расходы по воспитанию его шестерых детей: четверым братьям Долгоруковым он посодействовал в поступлении в петербургские военные училища, а двум сестрам — в знаменитый Смольный институт. Обучение велось за счет государя. Институт находился под патронажем императорской семьи, и самодержец часто бывал там. Катя писала в своем дневнике: «Когда я болела, он навещал меня в лазарете. Его подчеркнутое внимание ко мне проливали бальзам на мое детское сердце. Чем более я взрослела, тем более усиливался его культ у меня». На тот момент она просто искренне восхищалась человеком, заменившим ей отца. Завершив образование, Екатерина Михайловна поселилась в Петербурге в доме своего старшего брата. Однако через год, прогуливаясь в Летнем саду, она невзначай увидела императора Александра II, и тот также ее заметил. Подойдя к ней, император осыпал ее комплиментами, чем смутил Катю. Ее равнодушие к его высокому статусу, а также робость и стеснительность покорили императора, и он стал встречаться с ней. Эти встречи продолжались почти год.
Их отношения были романтическими и платоническими, хотя влюблённый Александр Николаевич мечтал о настоящей близости. Обеспокоенные родственники решили увезти ее за границу. А перед отъездом Катеньки у них случилась первая близость. Страстно влюблённый Александр II после их первой ночи обещал своей возлюбленной жениться на ней сразу, как только он освободится от первого брака. Она потребовала у него поклясться об этом перед иконой. А сама после первой ночи любви записала: «Я отдала ему с радостью ту единственную связь, которой нам еще недоставало, и которая при таком обожании была счастьем». Ее двухгодичное пребывание в Италии нисколько не ослабило их чувства. В разлуке Александр и Екатерина поддерживали ежедневную переписку. Через год они наконец встретились на Всемирной выставке в Париже, из-за чего русский царь опаздывал на встречи с Наполеоном III. Родственники Екатерины Долгоруковой решили насовсем остаться за границей, но она, несмотря на их уговоры, вернулась в Россию. Вскоре все придворные были в курсе нового романа императора. Но отнеслись к этому событию спокойно, потому что считали, что этот роман, как и все предыдущие, скоро окончится. «Даже самые приближенные к императору лица, — писала фрейлина Высочайшего двора Александра Толстая, — не предполагали серьезного оборота дела. Говорили, что это княжна преследует императора». Такое мнение двора не казалось безосновательным. Действительно, где бы ни появлялся император, княжна находилась там же: в театре, на прогулке, на придворном балу. Министр финансов Витте в своих мемуарах отмечает о покровителях Долгоруковой, которые устроили ее знакомство с императором и помогали организовать их тайные свидания. Эти покровители потом через Долгорукову принимали участие в коррупционных финансовых махинациях. Но для самого Александра Николаевича любовь к Екатерине Михайловне стала смыслом жизни. Ни власть, ни политика, ни даже семья не интересовали его так, как эта женщина. Он сам признавался ей в том, что другие женщины отныне для него не существуют. Она — его кумир, его сокровище, вся его жизнь! «Александр Николаевич, — свидетельствует Морис Палеолог, — сумел создать из неопытной девушки упоительную возлюбленную. Она принадлежала ему всецело. Она отдала ему свою душу, ум, воображение, волю, чувства. Они без устали говорили друг с другом о своей любви». История взаимоотношений Александра II и Екатерины Долгоруковой не так давно стала достоянием Государственного архива России — семейство Ротшильдов передало в Россию ее архив: более 6000 писем и записок императора и княгини, которыми они обменивались на протяжении 14 лет. Если учесть, что влюбленные практически не расставались, то можно представить силу их притяжения — они практически ежедневно виделись, общались и обязательно посвящали друг другу несколько строк. Читаешь и видишь – только и света в окошке у Александра было, что эти письма. Самое частое его обращение к Кате: «Ангел моей души!» А для нее только один человек имел какое-то значение – ее любимый Мунка, вот такая была домашняя кличка Александра II, так его могли называть только самые близкие люди. Из этих писем очевидна их страстная взаимная любовь.
По совету врачей, чтобы встряхнуть организм, Екатерина решила родить ребенка и забеременела. Александр II был ошеломлен. Он боялся, что пострадает при родах ее великолепная фигура, не говоря об угрозе смертельного исхода. Едва почувствовав приближение родов, Екатерина Михайловна одна, никого не предупредив, отправилась в карете в Зимний дворец. Проникнув туда, как обычно, через потайную дверь, она прилегла на диване в бывшем кабинете Николая I, где обычно проходили их тайные встречи с Александром Николаевичем. В час ночи солдат, стоявший на часах у комнаты, где она находилась, разбудил императора. Бросились за доктором и повивальной бабкой. Александр Николаевич, бледный от волнения, держал ее за руки и нежно ободрял. Родился мальчик. Слух о родах быстро распространился. Императорская семья и ближайшие родственники были потрясены. Ведь у 54-летнего Александр II уже были внуки. К тому же императрица тяжело болела и в ближайшем будущем фаворитка могла стать законной женой. Эти опасения усилились с рождением следующего ребенка, девочки. Всего у Александра II и Екатерины Долгорукой было четверо детей. Этих детей он очень любил, а старшего Георгия просто боготворил. Гордился, что в сыне более 50 процентов русской крови. Дети жили отдельно от родителей, но отец их видел ежедневно, играл с ними, читал им книжки, сам кормил их обедами, а по вечерам обязательно приезжал в их дом поцеловать и благословить на ночь. При этом Александр никогда не обижал императрицу – он помнил обо всех семейных праздниках и неизменно дарил подарки и жене, и детям, проводил и с ними много времени. Спустя двенадцать лет император поселил Екатерину Долгорукову в Зимнем дворце. Для нее выделили 3 комнаты, прямо над личными покоями Александра, рядом с кабинетом установили лифт наверх. Катя жила во дворце постоянно, а детей на ночь увозили в их собственный дом в Конюшенном переулке. По воспоминаниям Константина Маковского, бывшего придворным живописцем императорской семьи: «Светлейшая была женщиной не глубоких чувств, даже к собственным дочерям и к сыну относилась небрежно. На сеансы дети являлись плохо вымытыми, с грязными руками, девочки в заношенных платьицах, выкрашенных в черный цвет, и тут же переодевались в шелк. И все трое воспитаны были плохо, не так, как подобает царским детям. Это не мешало им при случае проявлять свое августейшее «романовское» высокомерие». Императрица Мария Александровна делала вид, что Долгоруковой в жизни ее мужа не существует. Детям не было сказано ни одного дурного слова ни об их отце, ни о княжне Долгоруковой. Лишь однажды у государыни вырвались такие слова: «Я прощаю оскорбления, наносимые мне как императрице. Но я не в силах простить мучений, причиненных супруге». Императрица знала, что неизлечимо больна. Возможно, мысль о приближающейся смерти помогала ей хранить самообладание. Измена императора усугубила болезнь Марии Александровны, которой было тяжело воспринимать, что ее место заняла молодая и цветущая Долгорукова. Императрица слегла и жить ей осталось совсем немного. А Александр Николаевич с Екатериной Михайловной переехал в Царское село, нанося больной жене короткие визиты. Это вызвало новую волну осуждения в обществе.В 1880 году императрица Мария Александровна скончалась от туберкулеза. После ее смерти нашли письмо, написанное царю, где она благодарила его за 39 совместно прожитых лет. Газеты написали: «Угасла жизнь Печальницы русского народа, поставившей задачею своего земного существования облегчение участи несчастных».
По истечении 40 дней вместо положенного 1 года в часовне Царскосельского дворца Александр II обвенчался с любовью всей своей жизни Екатериной Долгоруковой. Ничто не могло остановить его: ни падение собственного престижа, ни возмущение и даже презрение общества. От этого неравнородного брака императора отговаривали многие царедворцы, в том числе министр граф Александр Адлерберг. Император оставался непреклонен. «Затем у Адлерберга состоялась встреча тет-а-тет с Екатериной Михайловной, с которой он разговаривал впервые в жизни, – пишет историк А. Н. Боханов. – Министр пытался и невесте доказать опасность, пагубность предстоящего, но быстро пришел к заключению, что с таким же успехом мог бы убеждать и «дерево». Княжна на все доводы и аргументы неизменно отвечала фразой: «Государь будет счастлив и спокоен, только когда повенчается со мной». В момент «диспута» дверь в комнату приоткрылась, и самодержец робко спросил, можно ли войти. В ответ Екатерина Михайловна нервно закричала: «Нет, пока нельзя!» Таким тоном, по наблюдениям Адлерберга, приличные люди не разговаривают «даже с лакеем», а император вздрогнул, изменился в лице и покорно прикрыл дверь. Это потрясло царедворца. Граф был сломлен, растерян и, когда государь в очередной раз попросил его стать шафером, он дал согласие. Когда церемония завершилась, государь сказал любимой: «Как долго я ждал этого дня! Целых четырнадцать лет. Я боюсь своего счастья. Я боюсь, что меня Бог скоро лишит его». Свое решение не ждать окончания траура он объяснил так: «Я никогда не женился бы прежде окончания траура, но мы живем в опасное время, когда внезапные покушения, которым я подвергаю себя каждый день, могут окончить мою жизнь. Поэтому мой долг – обеспечить положение женщины, вот уже четырнадцать лет живущей ради меня, а также обеспечить будущее троих наших детей». В тот же день царь подписал тайный указ о присвоении Екатерине Михайловне имени «княгиня Юрьевская» с титулом «светлейшей». Ту же фамилию получали и их дети. Все они наделялись правами законных детей в соответствии с положением об императорской фамилии, но не могли наследовать престол, поскольку не принадлежали ни к какому царствующему или владетельному дому. Подумывал Александр II и о возможности коронации своей новой супруги. Эта женитьба была ударом для его детей от Марии Александровны, которые обожали мать. Дочь императора Мария писала отцу: «Я молю бога, чтобы я и мои младшие братья, бывшие ближе всех к Мамá, сумели бы однажды простить вас». Александр II перевёл в Государственный банк 3 302 970 рублей на имя Екатерины Михайловны Долгоруковой с доверенностью и завещанием: «Ей одной я даю право распоряжаться этим капиталом при моей жизни и после моей смерти», тем самым обеспечив безбедное существование своей новой семье. Это при том, что собственный капитал царя составлял 12 470 000 рублей. Менее чем через год Александр II был убит народовольцами. Последние его слова, сказанные жене в день смерти, были: «Я чувствую себя таким счастливым, что это счастье пугает меня». В день похорон Екатерина Михайловна остригла свои роскошные косы, которые так любил Александр, и положила их в гроб, к рукам погибшего супруга. Выполняя волю погибшего императора, княгиня Юрьевская с детьми покинула Россию, взяв с собой окровавленную рубаху Александра, которая была на нем в день смерти. Уезжая в Ниццу, княгиня Юрьевская поставила ценой своего отъезда ряд условий. В результате переговоров с новым императором кроме уже упомянутых трех миллионов рублей, полученных по завещанию от Александра II, ей удалось выторговать еще и ежегодную ренту 100 тысяч рублей на себя и столько же — на своих детей. Александр III категорически не мог согласиться с тем, что его отец разрешил Юрьевской жить в Зимнем дворце. И в обмен на это право, дарованное ей по завещанию Александра II, светлейшей княгине передали в собственность особняк на Гагаринской улице, который именовали Малым Мраморным дворцом. Но и это еще не все. По условиям соглашения, детям княгини Юрьевской по достижении совершеннолетия из средств кабинета следовали ежегодные секретные «выдачи». Так, сын Александра II от второго брака светлейший князь Георгий Александрович Юрьевский ежегодно получал по 40 тысяч рублей, а также и его сестры. Екатерина Михайловна иногда приезжала в Петербург. В один из таких своих приездов она заявила, что, как только ее дочери подрастут и станут выезжать в свет, она вернется в Петербург и станет давать балы. Александр III произнес в ответ всего лишь одну короткую фразу: «На вашем месте, – сказал он, – вместо того чтобы давать балы, я бы заперся в монастыре». Долгое время живя в Ницце, она вела себя достаточно тихо, но спустя несколько лет после вступления на престол Николая II стала буквально терроризировать его и министра императорского двора Владимира Борисовича Фредерикса бесконечными просьбами о денежной помощи из-за того, что дети выросли и расходы их тоже. Осенью 1909 года Юрьевская стала буквально засыпать Фредерикса отчаянными мольбами: «Мое положение безвыходное; дни сосчитаны до краха. Верьте искренности этих слов и тоже моей к Вам глубокой благодарности». Послания вызывали раздражение при дворе и остались без ответа. Тогда она пошла на следующий продуманный шаг. В конце того же, 1909-го княгиня заявила, что выставляет дом на Гагаринской на публичные торги со всеми находящимися в нем вещами, оценив все в два миллиона рублей. На аукцион выставлялись и все личные вещи Александра II, хранившиеся в этом доме, который к тому времени был фактически превращен в его мемориальный музей. В результате этой угрозы к ренте светлейшей княгини Юрьевской уже в 200 тысяч рублей добавили еще 50 тысяч. Она жила, совсем не считая денег, полагая, что как супруга российского императора могла позволить себе все, что душе угодно. Однако и тут она не успокоилась. В начале 1910 года через своего адвоката она сообщила Фредериксу, что желает выставить на публичные торги свою интимную переписку с Александром II — той поры, когда он был еще женат на императрице Марии Александровне, что было совсем недопустимо. В результате Юрьевскую приняли лично Николай II и императрица Александра Федоровна, после чего над имуществом княгини была учреждена опека кабинета. Судя по всему, светлейшая княгиня так и «доила» кабинет министров вплоть до 1913 года, пока она окончательно не свернула свои дела в России, продав заложенный-перезаложенный многострадальный дом на Гагаринский улице. Великая княгиня Екатерина Михайловна Юрьевская скончалась в Ницце в 1922 году в возрасте 74 лет, оставив после себя только долги и обширный личный архив, часть которого сейчас хранится в Государственном архиве Российской Федерации.